Мила Бояджиева - Ядовитый цветок [= Маски любви]

— Вообще-то мне лучше было бы сейчас слететь в ущелье вон на том повороте… Такое чувство, что ничего хорошего никогда уже в жизни не будет.

— У меня тоже. Я лично не возражаю — живописное место для надгробных венков. — Согласилась Сандра. — Это верно — все равно ничего хорошего больше не будет. Ничего лучше, чем есть сейчас…

— Прекрати, Фея! — Покосился на неё Берт, сбавляя скорость. — А ну, покажи, как я научил тебя сжимать кулаки. Ну. вот, отлично. А теперь двинь меня, пожалуйста, в ухо. Не стесняйся, ухо не пришито. Сильнее! Ой! Звенит. Но жрать все равно хочется. Это у моего дружка, когда мы крутились в африканских ралли и голодали трое суток, была такая заморочка — мол, двинешь в ухо — аппетит пропадет.

— Ну, тогда я тоже попробую. — Сандра ладонью шлепнула себя по уху. Я ведь только слегка позавтракала.

— Помогло?

— Не пойму. Но что-то изменилось. Ах, ясно — я весь вечер мечтала о пирожных, а сейчас хочу кусок жареного мяса.

— Отлично, вдвоем мы опустошим весь ресторан.

Городок показался Сандре волшебно-прекрасным. Узкие улочки, прижавшиеся друг к другу, островерхие дома с кустами герани на окнах и светящимися внизу витринами крохотных магазинчиков. Увидев нужную вывеску, Берт подрулил к входу в ресторан и остановился, несмотря на запрещающий стоянку знак.

— Парковка за углом! — Кинулся к нему метрдотель.

— Прошу прощения! — Берт распахнул дверцу автомобиля и осторожно поднял на руки Сандру.

Она затаила дыхание, чувствуя, как напряглось под её ладонью плечо и молилась, чтобы ещё не окрепшая нога Берта выдержала. Он внес её в полупустой зал и посадил на мягкий диванчик за угловым столиком.

Сандра заметила, что лоб Берта покрылся бисеринками пота, и ласково провела по нему ладонью.

— Я очень тяжелая?

— Ерунда. А доктора — идиоты. Вместо тросточки им следовало бы давать пациентам хрупких девушек. Знаешь — я держался за тебя и кажется не упал!

Они засмеялись и уже не могли остановиться. Все казалось чрезвычайно забавным — жующие посетители, оркестр из трех музыкантов — по виду глухонемых, тупая физиономия метрдотеля, объясняющегося с восточного вида иностранцем.

Берт заказал «много мяса и шампанское». Сандра засмеялась над его совершенно невразумительным французским, а молоденькая официантка тут же перешла на английский:

— Простите, сэр, я не поняла. Повторите, пожалуйста!

Сандра взяла меню и пробежав список блюд, выдержанных в духе деревенской кухни, отложила его.

— Нам хотелось бы много хорошо поджаренного сочного мяса и молодого шампанского. А на десерт — яблочный пирог и взбитые сливки. Но мясо должно быть сильно перченое, в остром соусе и немного с кровью. А взбитые сливки не слишком сладкие.

— Что это ты ей так долго объясняла? Девушка с ужасом таращилась на меня, наверно, решила, что перед ней матерый преступник или гурман-извращенец.

— Я попросила мясо с кровью.

— Ну, значит, она уже звонит в полицию.

Они опять долго смеялись, предвкушая вкусный ужин, вспоминая самые нелепые кулинарные истории.

— Я однажды выпил в китайском ресторане воду из пиалы, в которой полагается мыть руки. Это было очень давно. — Признался Берт. — Вообще-то, я в детстве не увлекался ресторанами.

— А я за десертом во время обеда в честь маминого юбилея слишком сильно нажала баллончик с кремом и попала прямо в нашего адвоката, сидевшего напротив в черном костюме и бабочке!.. Похоже, мне в рот смешинка попала, как говорила наша учительница. Я раньше любила смеяться. — Тщетно пыталась остановиться Сандра, утирая навернувшиеся от смеха слезы.

— Мне кажется. мы радуемся, потому что одержали победу над собой. И ты, и я.

— Ну, скорее ты. Протащил меня на руках целую милю. А вчера ещё маялся в гипсе. Ведь мог запросто рухнуть под этакой тяжестью.

— Ты тоже — не промах! Сидишь, как ни в чем не бывало и даже не вспоминаешь кресло Смотри, здесь танцуют! Мне почему-то кажется, что если я приглашу Фею на тур вальса, Фея не сможет мне отказать.

— Раньше я любила танцевать! И мне все ещё так хочется!

Берт решительно положил свою крепкую горячую ладонь на её худенькую руку.

— Не надо считать, что все осталось там — за пределами твоей беды. Не надо устанавливать границу между «раньше» и «потом». Пожалуйста, Фея, говори почаще — «я буду смеяться, танцевать, любить». И все травмы затянутся, как рубцы на твоих коленях.

— Ты видел!? Пока нес меня через зал?

— Ну, уж красивые колени я всегда замечаю.

— Обычно я одеваю брюки… И обычно меня никто, кроме санитаров, не носит на руках. — Нахмурилась Сандра.

— А теперь будут. И я буду ездить и обязательно стану первым. Я боец, Фея… Надеюсь, это заразно, гонконгский грипп.

— Т обязательно поднимешься на первую ступеньку в мировом чемпионате. А твои рубцы здесь и вот здесь, — кончиками пальцев Сандра коснулась подбородка и шеи, — превратятся в совсем незаметные царапины. Ведь у меня на ногах были ужасные ожоги.

— Плевать на рубцы. Главное — не выпускать руль! — Берт упрямо сжал губы и Сандра тихо сказала:

— Она все поймет и оценит, твоя Мона.

— К черту! К черту все это, где наше мясо? Гарсон!

— Нас обслуживает девушка! Прекрати буянить, уже, кажется, пахнет жаренным.

Они жадно наблюдали за расставлявшей блюда официанткой и тут же набросились на аппетитно шкворчащую на углях чугунную сковороду, полную ломтей сочного мяса.

— Это ассорти из молодого барашка, свинины и телятины. — Объяснила официантка. — «Обед по-тирольски».

— Но почему по-тирольски? — Удивился Берт, жадно набросившись на еду.

— Это же тирольский ресторан, ты что, не слышишь, что поют вон те парни на сцене? — Пояснила Сандра, которой почему-то страшно нравилось, что они ужинают в тирольском ресторане и что поет парень, не как-нибудь, а именно переливчатым подвывающим голосом. Она смеялась и жевала, жевала и смеялась, стараясь не думать о том, как бежит время и неумолимо истекают минуты её нежданного счастья.

Мона выросла около столика как из-под земли.

— Привет, дорогой. Прости меня. — Она села на диванчик рядом с Сандрой, решительно не замечая её. Забросив ногу на ногу, щелкнула зажигалкой и закурила, пуская дым в сторону Сандры.

— Здесь не курят. — Заметил Берт.

— Это все, что ты хотел мне сказать? — Сделав пару затяжек, она загасила сигарету в хлебной тарелке.

— Прости, Сандра — это моя жена Мона. Мона, это моя подруга Сандра.

— Не валяй дурака! ты и так не выглядишь слишком умным. лучше налей вина. Ты страшно обидел меня сегодня, Берт.

Сандра с удивлением заметила, что в голосе гордой Моны зазвенели слезы.

— Не стоит вспоминать, детка. будем считать, что мы оба наговорили друг другу глупостей. Сгоряча. — Берт виновато посмотрел на жену, и Сандра увидела в его взгляде нечто призывное, жадное, заглушившее и его злость, и ребячливое веселье.

Она смущенно сжалась, сожалея, что не может уйти, оставив супругов наедине. Но Мона и не замечала присутствия девушки. Ее рука скользнула по шее, груди Берта, спустилась под стол, губы капризно изогнулись.

— Я ненавижу тебя, ненасытное животное! Ты ухитрился сломать все, кроме своего недремлющего «дружка». — Она вдруг в упор посмотрела на Сандру. — Не правда ли, это чудо, моя дорогая — сохранить чудовищную потенцию в таких испытаниях? Но муж уверяет, что так реагирует лишь на меня. Правда, Берти? — Приподняв подбородок мужа, Мона призывно заглянула ему в глаза.

— Перестань. Сандра здесь ни при чем. Мы просто друзья.

— Тогда пусть катится к черту! — Взвизгнула Мона и бросила на пол наполненный Бертом бокал. На них с любопытством оборачивались сидящие за соседними столиками, подошла официантка и затараторила что-то по-французски. Берт достал деньги, Сандра отвернулась, чтобы не видеть его растерянное лицо.

— Дело в том, дорогая, что Сандра не может ходить. Она лечит в санатории поврежденные ноги. — Объяснил он извиняющимся тоном.

— Ну, значит, пусть вылетает, как влетела сюда. Или мне помочь? — Мона очаровательно улыбнулась Сандре. Это был оскал тигрицы, готовой перегрызть сопернице горло.

Берт склонился, чтобы подхватить Сандру на руки. Но Мона оттолкнула его.

— Сиди спокойно, дорогой. С твоими травмами не стоит перенапрягаться. Тем более, что я рассчитываю на страстную ночь.

Мона поднялась и походкой Клеопатры направилась к метрдотелю. Берт опустил глаза:

— Извини. Я бы все равно не смог донести тебя. У меня подкашиваются колени.

— От любви? — Насмешливо уточнила Сандра.

— Не знаю. От любви или от ненависти. Не знаю. А может, это так и бывает — одно воспламеняется от другого? Иногда я, действительно, чувствую себя идиотом, сходящим с ума от бешенства.